Паломничество в Свято - Михайловский монастырь

Испытания

«Житие святых Петра и Февронии Муромских в живописи Александра Простева»

Период узнавания, когда двое людей шли навстречу друг другу, как бы прекрасен сам по себе он ни был, — все же только прелюдия к семейной жизни.

С момента заключения брака для этих двоих начинается принципиально иная жизнь, полная своих радостей, но и особых, неизвестных до этого молодым испытаний.

Именно на испытаниях, выпавших на долю Петру и Февронии, сосредотачивает свое внимание Ермолай-Еразм. Он делает это потому, что в таких ситуациях наиболее отчетливо обнаруживается путь следования заповедям Божиим.

Первое испытание, которому подвергаются Петр и Феврония (как и все молодые семьи) — это испытание бытом, а именно, разностью привычек и бытовых навыков, которые каждый из них получил в процессе воспитания и накопил за время самостоятельной жизни.

Встреча и узнание друг друга не могут обнаружить эту разницу в мелочах, которая существует между молодыми людьми; выявить и со временем сгладить ее может только совместная жизнь; причем, окружение молодых может как облегчить, так и усложнить процесс привыкания их друг к другу и стирания этой разницы. Именно второй вариант мы наблюдаем в жизни Петра и Февронии.

Мы застаем их в то время, когда Петр начал княжить в Муроме после смерти своего брата Павла. И тогда разница в происхождении и в воспитании, существовавшая между ним и Февронией, становится поводом для следующего происшествия.

“Некогда бо некто от предстоящих ей прииде ко благоверному князю Петрови навадити на ню, яко «от коегождо, — рече, — стола своего без чину исходит: внегда бо встати ей, взимает в руку свою крохи, яко гладна!». Благоверный же князь Петр, хотя ю искусити, повеле да обедует с ним за еди­ным столом. И яко убо скончавшуся обеду, она же, якоже обычай имеяше, взем со стола крохи в руку свою. Князь же Петр приим ю за руку и, развед, виде ливан добровонный и фимиян. И от того дни остави ю к тому не искушати”.

Петр, хотя и мягко, желает укорить и отучить супругу от ее привычки. Своим жестом он как бы желает сказать: “Посмотри! Ради чего ты это делаешь? Это только крошки!”. И тут то, что только что было крошками, оказывается благовониями.

Жест Петра, в котором можно уловить оттенок превозношения над женой и, может быть, уже приготовленное поучение, оказываются бессмысленными: “обычай” жены, пусть несоответствующий привычкам супруга и даже противоречащий придворному этикету (этот “чин” — только человеческое установление), свят и должен приниматься мужем с благоговением или же исправляться с терпением и без превозношения над нею. Тем более он не должен принимать чьих-то наговоров на супругу. Всякий третий для мужа и жены — посторонний.

Петр “от того дни” перестал “искушать” Февронию, проверять, соответствует ли ее поведение некоему порядку, принятому в его доме. В их отношениях главными стали любовь и обоюдное терпение, а не желание подчинить другого собственным привычкам.

Но испытания возникают не только внутри семьи, часто они приходят и извне. Такое испытание постигло и семью князя Петра. Через много лет, когда мир и любовь были уже постоянными гостями в его доме, знать Мурома воздвигла гонение на свою княгиню.

“И по мнозе времени приидоша к нему сь яростию боляре его, ркуще: «Хощем вси, княже, праведно служити тебе и само­держцем имети тя, но княгини Февронии не хощем да господьствует женами нашими. Аще хощеши самодержцем быти, да будет ти ина княгини. Феврония же, взем богатество довол­но себе, отоидет, амо же хощет!». Блаженный же Петр, яко же бе ему обычей, ни о чесом же ярости имея, со смирением отве­ща: «Да глаголита к Февронии, и яко же речет, тогда слы­шим»”.

Причина просьбы бояр — зависть их жен, которую Ермолай-Еразм объясняет двояким образом. С одной стороны, они завидуют тому, что крестьянка стала княгиней, с другой — видят явное благоволение Божие к жене своего князя:

“Княгини же его Февронии боляре его не любяху жен ради своих, яко бысть княгини не оте­чества ради ея, Богу же прославляющу ю добраго ради жи­тия ея”.

Бояре не просто требуют выдворения Февронии, с самых первых своих слов они мыслят супругов раздельно: “Хотим, чтоб Петр остался, Феврония же — ушла; возьми себе другую жену, не все ли тебе равно!”. С самого начала они как бы не берут в расчет, что их князь и княгиня — муж и жена, что они одно, что люди не могут их разлучать; с самого начала они пренебрегают браком как таинством, как Божием установлением.

Нас может удивить: почему Петр отсылает бояр к Февронии, почему он сразу не отказывает им? Ответ Петра свидетельствует об одной из важнейших черт христианского брака, а именно о том, что каждый из супругов имеет над другим власть. Причем власть эта распространяется на самые сокровенные стороны личности другого. Бояре ставят вопрос так: или ты, Петр, — самодержец, или — муж Февронии. Петр — князь, самодержец по призванию.

Он, по свидетельству самих бояр, обладает всеми необходимыми качествами для того, чтобы быть во главе города, наверняка, он имеет к этому и личную склонность. Более того, он поставлен на это место Божиим Промыслом. Но именно в вопросе, быть ли ему князем, то есть следовать ли ему его — природному и Божественному — призванию, он обращается за советом к жене. Ей делить с ним все тяготы его пути, поэтому она имеет право дать согласие на путь своего мужа или закрыть для него этот путь.

И вот бояре устраивают пир, надеясь получить у Февронии согласие покинуть город, когда ум ее, возможно, будет отуманен вином.

“Они же неистовии, наполнившеся безстудия, умыслиша, да учредят пир. И сотвориша. И егда же быша весели, начаша простирати безстудныя своя гласы, аки пси лающе, отнемлюще у святыя Божий дар, его ей Бог и по смерти неразлучна общал есть”.

Последними словами Ермолай-Еразм вскрывает суть происходящего. Бояре не просто имеют в виду политическую выгоду и потворствуют тщеславию своих жен, но исподволь посягают на нечто большее: они дерзают разлучать мужа и жену, отнимать у Февронии Божий дар, его же ей Бог.

Эти слова можно повторять вновь и вновь, напоминая каждому, живущему в браке, драгоценность того дара, которым он обладает.

Феврония знает его ценность. Она не возмущается требованием бояр: княжение — ценность временная. Она не хочет богатства, потому что желает только одного сокровища: “Ничто же ино прошу, — говорит Феврония, — токмо супруга моего князя Петра!”.

Петр также знал ценность того, чем он обладает. Кроме этого, выше его призвания, выше власти, почестей, привычного комфорта была для него заповедь Христова:

“Блаженый же князь Петр не возлюби временнаго самодержавьства, кроме Божиих заповедей, но по заповедем Его шествуя держашеся сих, якоже богогласный Матфей в своем благовестии вещает рече бо, яко иже аще пустит жену свою, развие словеси прелюбодейнаго, и оженится иною, прелюбы тво­рит. Сей же блаженный князь по Еуангеллию сотвори: одер­жание свое, яко уметы вмени, да заповеди Божия не разрушит”.

Вместе с Февронией Петр покидает город.


Возврат к списку